«Истинная религия – это не контакт с духами космоса. Религия – связь человека с Богом. С Тем, Кто изначала создал космос и человека, а не с чем-либо появившемся в космических пространствах.»
«Человек сотворен по природе ни смертным, ни бессмертным. Ибо если бы Бог сотворил его вначале бессмертным, то сделал бы его Богом, если же наоборот, сотворил бы его смертным, то Сам оказался бы виновником его смерти. Итак, Он сотворил его способным и к тому и другому (свт. Феофил Антиохийский. К Автолику. 2, 27). Сам по себе человек не имеет ни необходимости умереть, ни полноты, необходимой для бессмертия. Он обладает лишь некоей потенцией: к чему «прислонит» он свое бытие – таким и станет.
Человек может дышать Богом – и тогда он становится бессмертным. Но если человек замкнут в себе самом и в мире невечных творений – он умрет.»
«Все космические откровения» и «экстрасенсорные пассы», все подключения к «энергии космоса» и к «неизведанным ресурсам человечества» чреваты энергиями разрушения… Язычество поэтому имеет в Библии еще одно определение: рабство пустым и суетным стихиям мира.»
Христианство говорит: пройди через боль покаяния и устремись к Богу. Язычество уверяет, что не надо ни того ни другого, а нужно лишь «расширить свое сознание». Для этой цели сгодятся и наркотики, и ЛСД и «ребефинг» – модная сегодня техника регулировки дыхания, при которой в мозгу, доведенном до кислородного голодания, возникают галлюцинаторные видения «райских планет» (иногда, напротив, этот же эффект дает техника «гипервентиляции мозга»: чувство эйфории достигается через перенасыщение кислородом). А если и нужно встречаться «с кем-либо, то отнюдь не с Богом, а просто кое с кем из космических жителей…»
Почему нельзя совмещать служение Христу с «контактерством» и почитанием иных божеств?
«В Новом Завете открывается, что любовь Бога к людям сделала Его человеком. Величайшая радость христианства в том, что Тот, Кто пришел нас спасти, есть Тот, Кто нас некогда создал. Пришел к своим, – говорит Евангелие от Иоанна о Христе, а священномученик Ириней Лионский через несколько десятилетий объяснит: если бы были правы гностики и Христос не был нашим создателем, то правильнее было бы сказать, что Христос пришел не к своим, а к чужим» (Против ересей. III, 11, 2).
Во Христе мы встречаем Саму Вечность, прорвавшуюся в наше время. Ничего большего не мечтает подарить человеку ни одна другая религия. Все попытки примирить Евангелие с язычеством неизбежно приводят к потере этой радости. Христос оказывается всего лишь одним из учителей (где-то между Пифагором и Джордано Бруно). Но если Он – всего лишь Человек, если Он – не Бог, значит, с Богом люди «так и не встретились.»
«Когда Бог говорит Моисею первую заповедь – «Бог один», Он не имеет в виду, что тем самым Моисею открывается эзотерическая тайна – имен, дескать, богов много, а на самом деле все религии говорят об одном и том же Едином Боге. Моисей, если хочешь, называй Меня Кришной. А ты, Аарон, можешь по вторникам звать меня Зевесом, а по пятницам хоть Астартой. А будет желание – молитесь так: „О, Карлсон, иже еси на крыше!“.
Пантеистическая формула «Бог един», напротив, инклюзивная: она вбирает в себя самые разные формы духовного движения. Заповедь Моисея имеет в виду «единый» как «единственный» – «нет иных «богов!». Бог Библии называется Единым – потому что исключает иных богов. «Бог» современного религиозного китча называется «Единым», потому что вбирает всех богов.»
«Если бы Бог Библии воспринимался как один среди многих иных богов, как одна из многих эманаций Единого, наряду с Ним было бы естественно почитать иные божества.»
«Библейские пророки, а позже и христиане как раз и считали, что духовный мир разделился. И потому дружба с языческими духами есть вражда против Бога. Может быть, некоторые языческие ритуалы, образы, мистерии сами по себе не так уж плохи; далеко не все в языческой религиозной жизни может быть оценено как внушение сатаны. Но когда пришел Свет, когда открылась возможность прямого обращения к Богу, уже нельзя оставаться в мире языческих двусмысленностей. Отворачиваться от Христа, пришедшего к людям, и обращаться к прежним языческим заклинаниям – значит противиться Христу, отрекаться от Него.»
«Любой православный священник может рассказать десятки историй о людях, которые взрастили в себе духовные болезни, пробуя совместить христианство с «восточными учениями».»
«Для православия грех – не столько вина, сколько болезнь. «Грех делает нас более несчастными, чем виновными» – говорил преподобный Иоанн Кассиан, а преподобный Исаак Сирин сравнивал грешника со псом, который лижет пилу и не замечает причиняемого себе вреда, пьянея от вкуса собственной крови. И в чине исповеди священническая молитва увещевает: «Пришел еси во врачебницу, да не неисцелен отыдеши».
Мало объявить человеку, что Бог более не сердится на него. Надо дать ему реальную защиту от смерти, надо дать ему реальную возможность дышать Богом. Не Бог удерживает Себя вдали от людей. Люди удалены от Него: как собственными грехами, так и блокирующими духовными посредниками. Надо дать лекарство. Лекарство нужно от смерти. Лекарством от смерти может быть только Бессмертие. Бессмертие имеет только Бог. Значит, Бог, бывший вдали, должен обрести жизнь внутри человека.
«О пище, пребывающей в жизнь вечную, которую даст вам Сын Человеческий… Хлеб Божий есть тот, который сходит с небес и дает жизнь миру… Я есмь хлеб жизни… Отцы ваши ели манну в пустыне, и умерли, Хлеб же, сходящий с небес, таков, что ядущий его не умрет… хлеб же, который Я дам, есть Плоть Моя, которую Я отдам за жизнь мира… если не будете есть Плоти Сына Человеческого и пить Крови Его, то не будете иметь в себе жизни (Ин. 6, 27–53).
Причастие Крови и Тела Христово – вот то анти-космическое лекарство бессмертия, которое принес Спаситель. «Христос позвал нас на «вечерю бессмертия» (Климент Александрийский, Строматы 7, 3). Сам Христос установил именно такой способ сообщения со своими учениками. Не просто через проповедь, не просто через молитвы или гимны, не просто через обряды – через Таинство Причащения Телу и Крови Христа. Люди, которые говорят, что достаточно читать о Тайной Вечере и вспоминать о ней, люди, по уверению которых само Лекарство Бессмертия для нас сегодня недоступно, не поняли замысел Спасителя. Эти люди – протестанты. «По их мнению, единственное, что может спасти человека – Евангелие, радостная весть о спасении через Иисуса Христа и искупление на Голгофе. Задача Церкви – проповедь Евангелия, слышание которого открывает людям путь ко спасению. Человек утоляет жажду информацией о воде, а не самой водой. Человек питается символом хлеба, а не самим хлебом. Спасает «весть о спасении», «информационный выпуск Хороших Новостей из Иерусалимского отделения ВВС», а не реальная благодать Христова.
«Протестанты похожи на человека, который видит в пустыне умирающего от жажды путника и, радушно подойдя к нему, начинает рассказывать умирающему о пользе воды. Три часа он говорит о том, какие замечательные свойства у воды, о том, что без воды не может быть жизни, о том, что надо бороться за чистоту источников и водоемов… А затем уходит, так и не дав жаждущему ни капли воды. Разве ты еще хочешь пить? Разве недостаточно тебе „хороших вестей о воде“? Хочешь саму воду? Но у нас ее как раз и нет. Мы пьем „символ воды“, мы даем людям „воспоминание о воде“. Это только невежественные православные и католики считают, что жидкость в их литургических сосудах действительно есть Вода Жизни, Кровь Христа. А мы считаем, что вода – это слова Христа. Эти слова мы тебе и пересказали. Почему же ты еще хочешь пить?! Ты же слышал: „задача Церкви – проповедь Евангелия“, а совсем не Причастие Телу и Крови Христа; ты же слышал, слышание открывает людям путь ко спасению, а совсем не соединение с Богочеловеком. Ну, что, тебе расхотелось пить? И, кстати, если тут рядом будет проходить православный священник с Чашей – смотри, ни в коем случае не пей из нее!»
В Причастии мы приобщаемся Пасхальной, Воскресшей плоти Христа. Это «иного бытия начало». Частицы нового космоса, того космоса, в котором уже нет отравы смерти, в котором побеждена энтропия и смертный распад, вторгаются в нас, по крайней мере в одном отношении, возвращаемся, чтобы ослабить давление плоти греха на нашу личностную свободу. Через причастие мы в состоянии как бы Эдема: прошлое греха не давит на нашу личностную волю, и мы в состоянии свободы делаем свой выбор, не испытывая чрезмерного греховного давления собственного прошлого, привычки нашей природы, искривленной грехом.
Путь исцеления состоит в том, что Христос в Себе, в Своей Божественной Личности исцелил воспринятую Им человеческую природу и ее, уже исцеленную, подает нам в Причастии, чтобы через исцеление самой природы исцелить личность каждого из нас.»
«Христиане приглашают: «Придите и вкусите»… А нас называют «нетерпимыми». За то, что мы хотим передать людям великий Дар Христов – нас честят «жестокими». За то, что мы возвещаем НОВЫЙ Завет – нас именуют «отсталыми». За то, что мы призываем продумать и осознать Откровение Божие – нас обзывают «бездумными фанатиками».
Спасение в Церкви есть – приидите. А вне Церкви… Еще в III веке священномучником Киприаном Карфагенским сказано: «Кому Церковь не Мать – тому Бог не Отец». И нехристиане с этим были согласны: и в самом деле для тех, кто живет вне христианства, Бог – не Отец. Он – «Владыка», «Единая Энергия», «Карма», «Нирвана», «Божественный Принцип», «Безликий Брахмо»… И только Христос сказал: Отче, Я открыл имя Твое человекам (Ин. 17, 5-6). Это, новое, имя Бога – Отец. И соединяемся мы с Ним в Его Сыне – во Христе через Его Тело, которое есть Церковь. В это тело мы входим через Его Вечный Дух, который исходит от Отца, а не от Космоса и почивает в Сыне, а не в «астрале». Христос дал нам не только право обращаться к Богу – «Отец»; Он дал нам Духа, Которого мир не может принять (Ин. 14, 17).»
📖 Андрей Кураев - Если Бог есть любовь Даже человеку, который не отождествляет себя ни с какой из религиозных традиций, при изучении многообразия религиозных мнений становится очевидно, что формула Бог есть любовь – высочайшая из всех возможных человеческих представлений о Божестве. Итак, высшая богословская формула гласит «Бог есть любовь». Любить означает вобрать в себя как свои радости и беды любимого. Подлинная любовь стремится отождествить себя с любимым человеком. Здесь поистине двое в одну плоть да будут (см.: Быт. 2, 24). И потому путь любви это дарение, отдача, вверение, жертва.
Journal information