anchiktigra

Критика по выходе фильма довольно единодушно высказала мысль о том, что «Жил певчий дрозд» — фильм о времени. Но уникальность произведения О. Иоселиани как раз в том и состоит, что категория эта — и как предмет мысли, и как формообразующее начало — проникла и определила собой все элементы структуры: изображение, звук, музыку — все композиционные приемы. Она стала подлинным и единственным «героем» фильма, реализовалась в предметном, монтажном, ритмическом и звуковом строе картины.

Сегодня фильм показался мне более сложным, таинственным, многомерным: при всей его ясности и бесхитростности. В черно-белом его обличьи таится и приоткрывается многоцветье интонаций, ощущений, варьируемых напевов, значений и смыслов. Стройность построения, ясность сквозных мотивов, воспринимаемых теперь со всей очевидностью, — оживотворены чувственной достоверностью живых проявлений самой действительности, легкостью и летучестью откликов на эти проявления. Прочность притчевой конструкции еще удерживает зыбкую материю в равновесии, но не скрывает ее глубинных противоречий. Реальность времени уже распадается на враждующие ипостаси, на языки, перестающие быть естественным средством общения, на представления о себе и своем существовании, пробуждающие роковые предназначения.

Простота и сложность фильма «Жил певчий дрозд» — две стороны одного созданного художником образа, который в те годы казался сверхреальным, а сегодня кажется сверхмифологическим. ШИЛОВА И. «Жил певчий дрозд»: тогда и теперь. // КЗ. 1991. № 11.

К пространству и времени Отар Иоселиани относится снисходительно — как мастер, их покоривший. Французы считают его своим, грузины посмеиваются над французами, а О. И. всю жизнь снимает одно кино, не грузинское и не французское. Разумеется, он менялся, но не в общей, а в собственной системе координат. Фильмы Листопад, Жил певчий дрозд и Пастораль — все, что О. И. сделал в большом советском кинематографе, — сами собой складываются в трилогию. Это своеобразный «ветхий завет» О. И. Здесь движение режиссера целенаправленно и линейно. От стилизованного «потока жизни» Листопада через расчетливо имитированную хаотичность …Дрозда к жесткой геометрии Пасторали. От раскованной фабулы Листопада через сюжетные осколки …Дрозда к вызывающей бессюжетности Пасторали. От магнетизирующего мир героя Листопада через «рассеянного» по миру протагониста …Дрозда к коллективной безгеройности Пасторали. От язвительной социальности Листопада через экзистенциализм …Дрозда к абсолютной метафизике Пасторали.

Уже в …Дрозде эпицентром конфликта стало время, выраженное не только через опыт героя, который метался в тщетных попытках воссоединить обрывки распавшегося временного потока, но и в самой ткани произведения. Итогом первого цикла стала Пастораль — фильм о времени, тождественный тому, о чем в нем рассказывается. В Пасторали не было и следа литературности; прообраз ее языка — музыка. Если в Листопаде симпатии режиссера всецело принадлежали герою, а в …Дрозде жанр «небрежной трагедии» (как определил его сам О. И.) сглаживал эмоциональные акценты, то в Пасторали мир вовсе утратил антропоцентричность. Для создания космоса из малых форм жизни психологический метод не годился: в ход пошло физическое бытие как таковое. Тогда же О. И. отказался от мышления монтажной фразой и сфокусировал взгляд лишь на тех связях, которые можно установить в рамках одного кадра. Он обосновался на среднем плане, из всех наиболее нейтральном; плане не переживания и не события, но жеста.

Выражаясь условно, О. И. в Листопаде создал модель дома, в …Дрозде — модель города, а в Пасторали — модель мира. В Фаворитах луны — четвертом полнометражном фильме О. И. и первом, сделанном им во Франции, — были подытожены открытия предыдущих картин. Фавориты луны жестче и схематичнее всего, что режиссер делал раньше. В бесфабульной истории приключений живописных полотен, их владельцев и похитителей перед зрителем предстал мир и одновременно формула мира: структура настолько обнаженная, что походила на слепок с самой себя. Дальше разрабатывать тот же метод было бессмысленно: О. И. все уже о нем знал. Так ученому, открывшему законы вселенной, ничего другого не остается, как проверять правильность своих выводов на частностях. Этим О. И. и занялся в трех своих последующих работах.

БРАШИНСКИЙ М. [Отар Иоселиани] // Новейшая история отечественного кино. 1986—2000. Кино и контекст. Т. 1. СПб.: Сеанс, 2001.

Мне нравится фильм. Я смотрел его впервые и получил большое удовольствие и хорошее волнение. Этот фильм сделан художником – художником, у которого есть свой взгляд на жизнь, есть своя точка зрения, есть способность выражать свою точку зрения, чьё отношение к жизни совершенно честно, спокойно и глубоко. Григорий Чухрай.

Картина печальна, трогательна, человечна, оптимистична. Картина открывает в бытовом прекрасное... Она показывает, что искусство не может жить без дисциплины. К этому надо прийти, сохраняя в себе осязание счастья, творчества. Виктор Шкловский.

После запрета «Старинной грузинской песни» (1970) Иоселиани заканчивает полнометражный фильм «Жил певчий дрозд». Его герой музыкант Гия проживает свою короткую, «птичью», жизнь в бесконечной суете. Его ждет дома чистый лист нотной бумаги, он хочет сочинять музыку, но вначале ему необходимо успеть на встречу с приятелями, на свидание, заскочить к маме на день рождения и, наконец, на концерт – ударить в барабан в финале симфонии. Торопясь и опаздывая, он опять спешит куда-то и неожиданно нелепо погибает. Метафорическим камертоном ленты становится мотив истекающего времени, отсчитывающего часы и секунды человеческой жизни. Но и «Певчего дрозда» долго не выпускали на экран, мотивируя тем, что положительный герой — бездельник. «Он вызывает симпатии и может стать плохим примером для подражания». Запретили картину сначала в Грузии, а потом и в Госкино…

"Жил певчий дрозд" — также произведение многослойное. Наверху — рассказ о легкомысленном парне, он не умеет сосредотачиваться, всюду опаздывает, всех подводит вместо того, чтобы осуществлять свое истинное призвание музыканта: писать некое сочинение. Лишь однажды — в прологе — мы увидим героя в минуты уединения и вдохновения, а дальше на экране развернется редкостная по свежести, юмору, таланту и мастерству кинематографическая панорама города, где жизнь мчится, словно поток боржоми или шампанского, полная встреч, улыбок, мелькания лиц и улиц. В этом потоке захлебывается и теряется добрый парень Гия — ему не до творчества! Но под этим — философское раздумье о смысле и цели существования человеческого, о призвании, об антиномии одиночества или служения людям, о быстротечности времени, о самой философской категории Времени… Тут открывается второй пласт картины. В нем внимательно рассмотрен механизм человеческого поведения, особенности определенного психологического типа. Почему Агладзе несобран, почему не работает, отчего всегда опаздывает? "Да неужто не ясно? — скажет аккуратный резонер, особенно из тех, кто воспитан моралистическим кино. — Он эгоистичен, безответствен, ленив, лишен чувства долга и уважения к ближним — вот в чем дело!" Но все как раз наоборот. Режиссер прочертил линию Гииного дня и довел ее еще до того рокового утра, когда автобус сбивает куда-то опаздывающего Гию. И тогда обнаруживается, что себе лично этот человек не уделил ни минуты и уж тем более никакой пользы нигде для себя не искал. Не отдыхал ни минуты и целый день "отдавал долги", а именно: встретиться с тем-то и отвести к врачу того-то, достать обещанную вещь одному и побывать у другого, и так далее и так далее — плоды обещаний, возникших по нерасчетливости, а к тому же — неумению усвоить, что в сутках всего лишь двадцать четыре часа. Гия весь в обязанностях, но никак не в удовольствиях. И даже вечернее застолье в ресторане, где две компании начинают "бороться" за него, тоже ведь для Гии долг, ничто иное! И ударить в оркестровый барабан сию, ни секундой позже, минуту — тоже долг перед людьми. Остается только та музыкальная фраза из собственного сочинения — ее никто не требует, никто не ждет. Это свое — и потому она обрывается… Но напоминая о себе, внутренняя мелодия — творческое призвание человека — вносит в душу героя постоянный разлад, стойкое недовольство собой, чувство вины. Зоркая Н. М.